Отзывы и рецензии на спектакль "Пушкин. Метель"

        …Как-то, июльским днем, судьба "выдернула" дачную компанию молодых ребят из беседки и распорядилась отправиться им назад, в прошлое...
       Пушкинские страсти волнуют, как и 200 лет назад...
       Мистическая драма "Пушкин.Метель" в постановке режиссера-новатора И.Ваксенбург, заслуженного художника России В. Боера, художника Л.Подгорбунской, хореографа С. Скосырской.
        Мечты о вечной любви и попытка ответа на вопрос: «Что наша жизнь? Игра?»

        Московский Театр на Покровке предложил вниманию публики весьма неожиданную и необычную для этого театра постановку. Почти вся молодая часть труппы, недавно пришедшие в театр актеры и актрисы, заняты в спектакле по повести А. С. Пушкина «МЕТЕЛЬ» в постановке Инны Ваксенбург (она же создала и музыкальное оформление действа).
        Почти в центре, но чуть в глубине сцены – легкая конструкция, чем-то напоминающая не то веранду загородного дома, не то беседку в саду усадьбы. Беседку наполняют босые люди в… Назвать их костюмы историческими нельзя (отличная работа художника Любови Подгорбунской).
       Это как бы образы, отражения наших воспоминаний и представлений о том, что и как носили в прежние, давние эпохи, и что из этого в немыслимом, эклектичном (или, если сказать мягче и возвышеннее, - полистилистическом) сочетании вплетается в наряды наших современников. Перекличка серых, темно-серых, белых, черных, жемчужных тонов с серебряно-стальным отблеском металлических предметов и блестками украшений гармонична в себе и гармонично же вписывается в общую гамму и стилистику декорации (очень умная, лаконично-тонкая и стильная работа художника-постановщика, замечательного мастера Владимира Боера).

        В аннотации театра говорится о том, что речь тут о пушкинских страстях, волнующих и ныне - как двести лет назад; о мечтах о вечной любви; о поиске ответа на вопрос: «что наша жизнь?.. игра?».
       А «мистицизм» пушкинской повести проявился как бы в том, что однажды судьба "выдернула" дачную компанию молодых ребят из беседки и отправила в познание прошлого... Постановщик Инна Ваксенбург могла бы добавить, что эта история рассказана как бы «со стороны» Владимира: почему он не доехал до венчания, что ему помешало женить-ся… и не метель же… вернее, метель, но как выражение охватывающей всё и вся и во всё проникающей и всему мешающей стихии жизни, в которой перевито всё и во все времена и у всех народов: – политика, долг, патриотизм, прежние любови; и от взрывчатой смеси всего этого вдруг накатывает помрачение ума и души… Все правда. Но – лишь одна сторона правды. Все это есть подспудно в спектакле.
        Но все и сложнее, и смещено фактурой сценического действа в другие сферы, которые не так-то просто описываются и не столько однозначны. И не столь приземлены (ведь любое объяснение - упрощает, оземляет, ибо очерчивает слишком ясные, конкретные границы).

        В программке обозначены персонажи: «отец семейства, мать, чувствительная барышня, кучер, попадья, корнет, старик, сын старика, девушка из кабаре, барин, гадалка, гимназист…» Я намеренно опускаю имена тех персонажей, которые поименованы. Потому что здесь важны не имена. И не то, какие из этих персонажей из мира пушкинской «Метели» (и его прозы вообще), а какие из других миров, времен или из наборов тех или иных культурных типажей-образов.
        Здесь важно то, что в спектакле представлен именно широкий набор социальных и че-ловеческих типов и их образных, метафорических отражений в социо-культурных «худо-жественных типажах». И вот этот многообразие человеческих и социальных типов и предложено режиссером постановщиком для воплощения актерами.
       И молодые артисты увлеченно, с кайфом примеряют на себя эти типажи и лики. Вместе с режиссером и хореографом артисты сочиняют-воображают, как могли бы себя вести эти люди, как могли бы говорить, с какими интонациями и вариациями интонаций. Потому в «словесной», «вербальной составляющей действа нередко повторяются слова и фразы. Потому что персонажи «перетасовываются», общаясь друг с другом; в каждом новом сочетании-общении возникают новые ситуации, и потому привычное, сказанное в другом месте и в общении с другими людьми, в новой ситуации проговаривается-проживается по-иному.

        Собственно, основой актерской увлеченности этой работой, стимулом силы и глубины вовлеченности в режиссерское предложение и степени доверия и «послушности» режиссеру как раз и является это многообразие обликов и вариаций каждого облика. Эта теку-честь внутреннего состояния и внешнего его выражения в поведении, мимике и голосоведении - невероятно соблазнительны для актеров.
        Особенно для молодых, только начинающих по-настоящему улетать в высоты и просторы «безумия» театральной игры.

        Потому что режиссер Инна Ваксенбург предложила «игру в корневой театр», игру в сценическую игру. Этот спектакль более всего – именно о театре. О природе сценического существования, о возможностях «языка тела» и голосовой интонации артиста. О возможностях и многообразии способов воздействия на зрителей театра, театрального пространства и артистов и предметов в нем.
       И вместе с обликами-персонажами актеров многообразную жизнь в движении и преобразовании ведут костюмы и аксессуары и передвигаемая декорация.

        Как уже сказано, почти все персонажи в течение всего зрелища – босые. И это тоже корневое свойство сценического действа. И раскрытая ладонь, и босая нога, оголенная подошва – одинаковые «излучатели» и «приемники» энергии в «трансляторе» - человеческом теле, помещенном в единый энергетический поток от земли к небу и обратно.
        Рисунок актерского существования – ансамблевого и индивидуального – здесь жесткий; продуманы характер взаимодействия артистов с предметами (с частями декорации, с решетками, с цепями, с аксессуарами, с головными уборами и одеждой, с «раздеванием» и «одеванием» и пр.) Но само многообразие вариаций этого существования и взаимодействия создает ощущения импровизационности, сочиняемости действа прямо на наших глазах.

        Но не следует думать, будто это действо замкнуто в себе, само на себя, и актеры заняты только собой и своей «управляемой медитацией» в постижении природы театра и себя в этой природе. Нет! Следить за всем этим интересно и увлекательно. И, действительно, не требуется знать или помнить, что там написано именно в этой повести Пушкина, в «Метели».
        Потому что многообразие обликов и манер существования артистов в этом действе – это многообразие самой нашей жизни, наших переживаний, ситуаций, в которые мы попадаем и чувств и страстей, которые переживаются нами в разных ситуациях и в общении с разными людьми. И все это с очень серьезным, возвышенным и трепетным отношением. Но при этом с тонким, почти скрытым, но внятно угадываемым иронизмом.

        И тут вот что принципиально важно. Занимаясь вроде бы чисто природой действа на сцене, причем, действа условного, не опирающегося на четкую фабулу, выраженную текстом, - режиссер Инна Ваксенбург занимается как раз реальным эмоционально-чувственным нашим ощущением жизни. В которой нас носит в ее водоворотах и стихиях, и сама эта жизнь – сплошь стихия, предсказуемость и понимаемость которой весьма ил-люзорны. Хотя надо сказать поточнее: Ваксенбург занимается тем пограничным состоя-нием, где возникает образное, художественное перевоплощение жизни и где реальная жизнь сталкивается с ее художественным преображением.

        Как и в ряде других работ Инны Ваксенбург, здесь главный сюжет – это ее взаимоотношение с тем, как она ощущает тексты того или иного автора. Не буквально отражая в сценических экзерсисах сами тексты и их сюжетику, а именно свое ощущение этих текстов и воплощенного в них мира автора. Потому этот спектакль имеет отношение не столько к пушкинской «Метели», сколько к миру стихов и прозы Пушкина в целом.

        Жизнь ума и души, жизнь таланта, жизнь небанального интеллекта и сердца в суете банальности быта… мучения, прозрения и загадки этого существования; его провалы и взлеты в познании себя и мира людей, и мира природы, мира реального и мира мистического… и не дай мне, Бог, сойти с ума… и восторг взаимодействия со своим даром… Но тогда… тогда косвенно, опосредованно, это и мир «Метели», и судьба ее персонажей.

        Кто-то будет непременно пытаться разгадать «шифры» этого сценического сочинения: что да как отразилось из чувствований наших дней, из нашего понимания Пушкина, из сюжета его «Метели»… ну и т. п. Кто-то просто будет увлеченно следить за тем, что разворачивается на сцене.

        Потому что все, о чем тут написано и еще многое другое, звучит, живет, пульсирует в ярком, энергетически сильном и заразительном, эмоционально-чувственном и необычном зрелище, которое на афише обозначено, как спектакль Инны Ваксенбург по повести А. С. Пушкина «Метель», в московском Театре на Покровке.
        Театральный обозреватель журнала «Современная драматургия»
        Валерий Бегунов